Галина ЗАБЕЛКИНА
Ветеранам Второй мировой войны посвящается
- Ничего не буду рассказывать о себе и о том, что было в августе сорок второго в Карском море. Говорите с сегодняшним экипажем моряков о чем хотите, только не обо мне. Я не люблю ни мемуаров, ни рассказов о себе. У меня на борту этого судна есть боцман, он мог бы рассказать о том трагическом дне, так как сам был его участником. Но я вам его не покажу, он немного перебрал и отдыхает…
Вот, примерно, так встретил меня капитан парохода «Тбилиси», зашедшего в порт Игарка для вынужденного ремонта Анатолий Алексеевич Качарава. Да, тот самый Качарава, который в сорок втором командовал «Сибиряковым», курсировавшим между Архангельском и Диксоном, перевозя грузы и пассажиров, в общем выполнявшим обычную гражданскую работу в трудные военные годы.
Наша встреча не сулила мне ничего хорошего и задание редакции написать о Качараве, как говорится, «горело» синим пламенем. Я уже запаниковала, делая шаг к отступлению, и в это время в каюте капитана раздался телефонный звонок. Качарава поднял трубку:
- Что? Читай! Спасибо, - телефонная трубка легла на место.
Смуглое лицо капитана украсила белозубая улыбка, рука потянулась к курительной трубке, пуская клубы дыма. Капитан прошелся по небольшой каюте, обшитой деревом под мореный дуб, и остановился у небольшого письменного стола, стоящего у стены при входе в каюту. Он стоял, окутанный клубами дыма, не обращая на меня никакого внимания. Я просто не знала, что мне делать. Так мы и стояли молча. Качарава, вперивший взгляд в фотографию в массивной рамке, висящую над столом, и я за его спиной. Ну и ситуация! Я стала двигаться к двери и в поле моего зрения попала фотография. На высокой полукруглой веранде с бортиками, а может на палубе парохода, стояли женщина и Качарава, поднявший высоко над головой маленькую девочку в кудряшках и в белом платьице. Все было залито солнцем, лица на фотографии улыбались. Снимок завораживал. Качарава обернулся и удивленно посмотрел на меня:
- Как, вы еще здесь? Я же отправил вас к экипажу. Там как раз завтрак, попробуйте нашей кухни. Шоколад любите? Тогда вас моряки закормят им.
И я молча сделала шаг к двери каюты. Но Качарава вдруг предложил: «А хотите, позавтракайте со мной. Правда, невесть что у меня в холодильнике».
Я согласилась. Мы ели бутерброды с лососиной и сыром, запивая крепким чаем, который Качарава приготовил сам. Настроение его явно повысилось, и мне очень хотелось узнать, не телефонный ли звонок был причиной этому.
Но капитан сам сказал:
- Радиограмму от жены получил. Дочка поправилась, перед моим уходом в рейс приболела.
- Это она на фотографии?
- Да, и моя жена.
Слово за слово и капитан разговорился.
- Хотите фирменного кофе?
Качарава сварил кофе, разлил по чашкам, налил сверху коньяку и поджег его. Когда пламя угасло он пододвинул ко мне чашку.
- Это особый капитанский кофе, его надо пить медленно и маленькими глотками.
Помолчав добавил:
- Это любимый кофе моего старшего друга, комиссара на «Сибирякове» Зелика Абрамовича Элимелаха. Мужественный был человек. Перед выходом в рейс, тогда в сорок втором, брат прислал ему телеграмму о том, что немцы расстреляли их маму. Я понимал, как ему было трудно, а он не показывал виду. Зелик Абрамович навсегда остался с «Сибиряковым» в Карском море…
- Анатолий Алексеевич, а почему вы ходите на таком старом пароходе?
Качарава обжег меня уничтожающим взглядом.
- Что значит старый пароход? Для меня это родной дом. А знаете ли вы, что пароход этот склеен из двух боевых кораблей, части которых подняты с морского дна. Здесь каждая досточка помнит голоса и стоны защитников отечества.
Капитан не на шутку рассердился, а я злилась на себя за свой глупый вопрос. Вот сейчас точно выдворит меня за дверь. Но все пошло по-другому. Качарава вдруг сказал:
- Жаль, что «Сибирякова» нельзя поднять. Какой у нас замечательный был экипаж!
И он стал рассказывать, делая передышку лишь для того, чтобы раскурить трубку. Он то вскакивал из-за стола и быстро ходил по каюте, то вновь садился, и говорил, говорил, скорее вороша воспоминания для себя, а не для меня. Летели часы, погружая меня в тот день, когда «Сибиряков» принял неравный бой с немецким крейсером «Адмирал Шеер». Это было 25 августа 1942 года.
Неравный бой
Качарава, самый молодой капитан в Арктике, стоял на мостике «Сибирякова», вспоминая свой последний разговор с Иваном Дмитриевичем Папаниным – начальником Главсевморпути, который в очередной раз отказал ему в просьбе послать на фронт. Аргумент отказа был один: здесь тоже работа для фронта.
«Сибиряков» шел по намеченному курсу, после разгрузки на Диксоне. Шли к Северной Земле. Ледяных полей было не видно, как в предыдущий рейс, когда «Сибиряков» попал в их плен и почти девять дней, взрывая лед, пробивался к чистой воде. Не прошло и суток, как «Сибиряков» оставил Диксон. Стоял полдень 25 августа, когда судно изменило курс и стало двигаться на Север. Вот уже на горизонте замаячили силуэты островов: Белуха, Центральный, Продолговатый, у берегов которых почти всегда были льды. Капитан обернулся к вахтенному помощнику Иванову:
- Приготовиться ко встрече со льдами.
Но встретили совсем другое.
Старшина Иван Алексеев крикнул с наблюдательного мостика:
- Слева по курсу вижу дым!
- Запросите, что за судно,
Качарава не отнимал бинокль от глаз и видел, как быстро увеличивается точка на воде. Уже можно было разглядеть боевую рубку, орудийные башни.
Радист «Сибирякова» настойчиво запрашивал позывные незнакомца, но тот молчал. На Диксон ушла телеграмма: «Вижу крейсер, идет без флагов». Но тут незнакомец просемафорил: «Я Тускалуза». И сразу над судном взметнулся американский флаг. Крейсер шел полным ходом прямо на «Сибирякова».
Снова на Диксон полетела телеграмма, сейчас же пришел ответ: «Американских судов в этом районе нет. Это – противник». В эфир вышел радист крейсера:
- Требуем дать ледовую обстановку в проливе Вилькицкого. Даем предупреждение – не выходить на связь ни с кем!
Качарава понял, что крейсеру нужна не только ледовая обстановка, но и караван судов, идущих следом за «Сибиряковым» с Диксона. Капитан принял первое решение: увести судно в пролив, под прикрытие островов.
Тем временем с мачты крейсера упал американский флаг и вверх пополз фашистский флаг со свастикой. Качарава принимает новое решение – принять бой!
- По местам стоять!
Команда прозвучала буднично, словно капитан был опытный вояка, а команда – обстрелянной. У четырех пушек занял свои места боевой расчет. Конечно, вступить в бой с до зубов вооруженным военным крейсером, с превосходной скоростью – значит пойти на смерть, но надо было задержать немецкое судно, чтобы дать возможность каравану судов укрыться во льдах.
Четыре пушки «Сибирякова» выпускали снаряд за снарядом, но они не долетали до крейсера. Фашисты тоже не скупились. Их снаряды ложились вокруг бортов «Сибирякова». Игра со смертью продолжалась. Качарава снова отдает приказ:
- Идем на таран. Самый полный вперед!
Такой дерзости фашисты не ожидали от небольшого гражданского судна. Перестав играть с русским судном в безопасную, как им казалось, игру, ударили разом. На «Сибирякова» упала верхушка фок-мачты, увлекая флаг. Алексеев рванулся к трапу, но очередной снаряд разорвался на палубе рядом с ним. Раненого Алексеева подхватил Синьковский, а Новиков побежал к флагу и укрепил его на мачте.
Снаряды продолжали рваться на палубе. Возник пожар, дым разъедал глаза, стоял ужасный грохот. Таким увидел капитан «Сибирякова», идущего на смерть.
Шифровальщик Михаил Кузнецов сжег все документы, которые не должны были попасть в руки немцев и, выскочив на палубу, наткнулся на юнгу Юру Прошина, который лежал скорчившись. Он поднял мальчика на руки и не знал что делать дальше, хорошо понимая, в какую ситуацию они попали.
…Взрывной волной Качараву швырнуло на поручни. С трудом удержавшись за них правой рукой (левая была перебита осколками), глянул на палубу – там все горело, рвались баки с бензином. Судно теряло управление.
- Шлюпки на воду! В первую очередь эвакуируем раненых, женщин, - прохрипел капитан.
Немцы продолжали расстреливать ледокол в упор из крупнокалиберных орудий, пустили в ход осколочные гранаты. Повторившие подвиг «Варяга»
Качарава наблюдал за посадкой в шлюпки оставшихся в живых и надеялся, что им удастся добраться до островов. Откуда-то из клубов дыма появился, весь в копоти, механик Бочурко и доложил:
- Машине - конец. Пора открывать кингстоны.
- Пора, Николай Григорьевич, пора!
Это последнее, что увидел капитан - осколки гранат разворотили живот, он потерял сознание. Его положили на брезент и опустили в шлюпку.
- Немедленно отходить, - командовал Элимелах, - я приказываю!
Нос «Сибирякова» стал медленно опускаться в морскую пучину, рядом с Элимелахом стоял Бочурко…
От крейсера отделился катер и помчался к шлюпке. Моряки гребли изо всех сил, остров был уже почти рядом, но катер уже приближался к борту шлюпки…
Вскоре в штабе морских операций Диксона узнали, с каким крейсером держал неравный бой «Сибиряков». Это был «Адмирал Шеер», которому доверили операцию «Вундерланд», чтобы перекрыть снабжение советских войск с Севера. У крейсера была хорошая маневренность, скорость, вооружение. Да и командир крейсера «Шеер» Менсен Больхен был известен в ставке как опытный налетчик.
Благодаря боевым действиям сибиряковцев, операция «Вундерланд» была рассекречена. Чтобы как-то реабилитировать себя перед командованием Больхен предпринял попытку разгромить суда, стоящие в Диксоне, сокрушить береговые сооружения, но был изрядно бит.
А для «сибиряковцев» после того боя начались мучительные годы плена в концентрационных лагерях; они рвались на Родину, но побеги не удавались. Их разбросали по разным лагерям.
После освобождения советскими войсками лагерей Марине-Гулак и Штуттгоф они вернулись на Родину. После победы каждый из «сибиряковцев» пошел своим путем. Качарава остался с морем. Плавал на ледокольном пароходе «Леваневский», на дизель-электроходе «Байкал», а потом стал капитаном парохода «Тбилиси». После многих лет работы в арктических морях Качарава вернулся в Грузию и участвовал в создании нового морского пароходства. Последние годы жизни работал начальником Грузинского морского пароходства в Батуми.
Легендарный капитан прожил трудную и деятельную жизнь, в которой всегда было море. Похоронен он в приморском Батуми.