Галина ЗАБЕЛКИНА

Зима пришла внезапно. Ударили морозы. Задул северный ветер, посыпая землю белым ковром снега. Только море оставалось бурным, дымясь по утрам туманом.

Почти месяц не был в родном стойбище Кисимбу: объезжал свои охотугодья. Встречался с охотниками, их гостеприимством. Богатые трофеи вёз он домой. Значит, не зря мотался по тундре, будет что невесте подарить.

- Усь, усь, - подгоняет он собак, и семь псов несутся по заснеженной тундре. Скоро, уже скоро покажется родная яранга, что приютилась у безымянной скалы.

Но что это впереди? Ну, да! Едет кто-то навстречу. Кто же этот смельчак, что пустился в путь в такой туман? Кисимбу опустил остол, его острый наконечник звонко запел, ударяясь о заледенелые заструги снега, собаки замедлили бег и остановились. Каково же было его удивление, когда на встречной санке он увидел розовощёкую, черноглазую Инкали, свою невесту!

- Какомей! - воскликнул Кисимбу.

- Какомей! - смеясь, отозвалась Инкали и добавила: - Я подумала: туман. Надо тебя встретить.

- Но ты могла заблудиться, и моя жизнь потеряла бы смысл.

- А что стала бы делать я со своей, если бы туман поглотил тебя, мой Кисимбу!

Оба рассмеялись. Молодые, сильные, счастливые, стояли они друг против друга, не замечая, как молочная пелена тумана всё сильнее окутывала их…

Потом было много долгих дней и ночей в ожидании первенца. И когда над бухтой Провидения взошло огромное багровое солнце, в молодой семье эскимосов-охотников Кисимбу и Инкали Таян родился сын Талют. Это было в 1904 году.

Талют рос крепышом, и в семь лет Кисимбу нередко брал сына на охоту, учил грамоте тундры: читать на снегу следы зверей и птиц, ставить силки, капканы. В десять лет Талют уже умел выслеживать нерпу. Этого дикого, чуткого зверя. Однажды он отстал от отца и неожиданно за высоким торосом натолкнулся на двух медвежат. Они игрались друг с другом, не обращая никакого внимания на мальчика, и Талют забыл об опасности.

А она была рядом. Огромная медведица вынырнула из ближайшей полыньи и стремительно помчалась к Талюту. У него гулко забилось сердце. Бежать? Поздно… Он упал на снег и затаил дыхание. Медведица пошевелила его лапой, обнюхала воздух. Что-то в нём ей не понравилось. Она оставила Талюта и затрусила к торосам, увлекая за собой медвежат.

Талют долго лежал, боясь пошевелиться, а когда открыл глаза, над ним стоял отец.

- Ты однако, храбрый у меня сын. Но запомни: медведя взрослого бояться не надо, опасаться надо. Бойся медвежат - за ними всегда следит медведица. Сегодня тебя спас дух великого Туксимбу, который дан тебе в защитники от бед, но он же и предостерегает тебя - будь осмотрительней.

Шли годы, мужал Талют и уже самостоятельно ходил на охоту, помогая семье, в которой росли три его сестрёнки - Аксюнга, Пузяк и Тамара. Он научился бить нерпу прямо в пятачок носа, что было признаком большого мастерства охотника.

Однажды весной в бухту Провидения приехали весёлые бородатые русские парни. Распаковали обитые жестью ящики, достали блестящие металлические предметы: провода, проволоку, какие-то замысловатые приборы.

- Станцию полярную здесь будем ставить. Погоду узнавать, лёд, воду, ветер слушать и всей земле рассказывать, - сказал Талюту бородач.

- Какомей! С духами, однако, говорить будете, - удивился тот.

С трудом, но понял его бородач.

- Э-э-э, да ты, я вижу, совсем темнота. Ну, да ничего, приходи, когда всё установим вон в том домике на берегу. Сам всё увидишь.

Талют приходил часто, как позволяло время. Слушал. Запоминал.

- Тебе учиться надо, - советовал бородач.

- Хорошо бы, да семье помогать надо, белуху, нерпу, рыбу на зиму запасать.

- Ничего, к нам приходи, как время будет - подучим.

В свободное от вахты время они учили Талюта русскому языку, грамоте. Парень старался изо всех сил. Ребята его хвалили за настойчивость и терпение. Мало-помалу Талют научился разбирать в приборах, установленных на станции, ему уже доверяли несложные операции по работе.

- Шибко интересно у вас. Полезная работа, хотя и не очень точная. Вчера приборы сказали - будет ветер, а мой отец сказал - будет штиль. Однако, по его вышло, а?

- Да бывает, что и приборы ошибаются, но чаще ведь верно предсказывают погоду. Погоди, парень, придёт время, космические корабли будут нам помогать.

- Какомей! Сказка это красивая, но шаман её тоже говорит. Говорит, что верхние духи людям помогают, если люди умеют землю беречь, воду, зверя, тундру и всё живое.

- Правильно говорит твой шаман, да ведь мы-то безбожники и духов не признаём.

- Беда, грех какой, как же жить без духов, без души, однако, нельзя.

Словом, были споры, разговоры, было ему интересно с бородачами, да вскоре пришлось расстаться. Семья Талюта переехала на остров Врангеля. Шёл 1926 год, а Талюту исполнилось 22 года.

На острове Врангеля тоже была полярная станция, на которую часто захаживал Талют. Начальник станции Ареф Иванович Минеев сразу обратил внимание на любознательного, толкового парня, который сносно говорил по-русски, неплохо разбирался в оборудовании станции. Вскорости Ареф Иванович стал поручать Таяну несложную работу, которую тот выполнял старательно.

- Хочешь быть моим учеником?

- Какомей!

И потянулись дни учёбы. Талют, отработав на промысле, все вечера проводил на полярной станции. Познавая секреты работы синоптика, радиста и других нужных на станции профессий, он находил время и для овладения грамотой, чтением. Здесь он сдавал экзамены на мастерство и за начальный школьный курс.

- Надо тебе документы оформить, - как-то сказал Ареф Иванович, чтобы всё было узаконено.

А когда стали оформлять документы, вышел такой казус.

- Так. Говори своё отчество, надо записать, чтобы всё было чин-чинарём!

- Отчество? - удивился Талют. - А что это такое?

- Как тебе объяснить, ну, имя твоего отца должно стать рядом с твоим.

- Какомей! Зачем мне второе имя, мне и одного хватает!

- В документах так положено, понимаешь, и потом отчество - это признак уважения к тебе. И записать надо русские имена.

- Русские, говоришь. Тогда пиши два имени: Иван и Семён. Иван когда-то в бухте Провидения я учил меня грамоте, а Семён - это русское имя моего отца. Их имена для меня святы. Так и записали: Иван Семёнович Таян.

Здесь я хочу прервать рассказ об эскимосском парне Талюте, чтобы взглянуть на процедуру оформления документов северным народностям с позиции сегодняшнего дня, потому что считаю эту процедуру унижающей достоинство человека: ведь его лишали собственного имени.

Лишали не только имени, но и порой фамилии. Например, у нас в округе многих ненцев носящих фамилию Ненянг (что в переводе на русский значит «комар»), записывали под фамилией Комаровы. При этом никто не спрашивал, желает ли человек расстаться со своим именем и фамилией.