Диксонская Тетрадь

Untitled
Эта страница только для чтения. Вы можете посмотреть исходный текст, но не можете его изменить. Сообщите администратору, если считаете, что это неправильно.
**ВАЛЬКА-ПОЛЯРНИК**

[[наши_люди:с:сарычев_иван_григорьевич:сарычев_иг|Иван   САРЫЧЕВ]], 
бывший   полярный   радист.

А р к т и к а... Сколько неизведанных тайн хранят ее бескрайние белые просторы! Какой мальчишка не мечтал побывать е ней, увидеть все своими глазами, потрогать своими руками!

И только Валька Онапко не мечтал об этом, потому что он уже жил на Полярной станции в самом что ни на есть центре Арктики. Семилетнего любознательного паренька, курносого, веснушчатого, с быстрыми блестящими глазами на Полярной станции любили все и называли не иначе как Валька-полярник.

Сын старейшего полярника, он был частым гостем в бригаде строителей, где работал его отец, в радиорубке у радистов, в моторной у механиков. В больших отцовских заплатанных валенках, мешковатом ватнике, туго затянутом на поясе куском веревки, в шапке, вечно съезжавшей ему на глаза, Валька-полярник часами возился с ездовыми собаками и был дружен с каюром  дядей   Сашей...

Приближался Новый год. Погода нас не баловала, самолет не мог пробиться, и мы остались без «взаправдашней» елки. С утра Валька-полярник вместе с дядей Сашей вытащили из тайничка в складе запрятанную там с каких-то пор «елку-палку» и торжественно принесли ее в столовую, которая служила у нас и за клуб.

Вы не знаете, что такое «елка-палка»? Сейчас расскажу. Это елка, сделанная из палки, в которую воткнуты со всех сторон небольшие палочки с набитыми на них затейливо вырезанными кусками железа, выкрашенные в темно-зеленый цвет. Такая «елка» использовалась обычно тогда, когда из-за погоды нам не могли прислать с Большой земли настоящую.

Так вот Валька-полярник и дядя Саша с утра уже занимались установкой «елки-палки». К вечеру кают-компания принарядилась, в углу, на возвышении, сияла разноцветными огнями самодельная елка, украшенная игрушками и облепленная ватой. В ней трудно было узнать железную елку.

А погода между тем совсем испортилась. Ветер зловеще свистел в проводах антенн, поднимая густую снежную пыль. От его порывов содрогался дом. К ночи пурга так разыгралась, что мы стали опасаться за мачты, стрелами уходящие ввысь рядом с  радиорубкой.

На станции каждый был занят своим делом: одни читали, другие готовили костюмы к вечеру. Из динамика радио доносило голос Большой земли: советские люди готовились встречать Новый год. К нам он придет на три часа раньше, чем в   Москву!

Но вот передача прервана. В динамике что-то щелкнуло и послышался голос дежурного радиста: «Ввиду усиления ветра до 10 баллов предлагается прекратить топку печей!».

— Кажется, напрасно мы опасались, что Дед Мороз пролетит мимо. Без тепла он накрепко обоснуется у нас, — пошутил кто-то.

Через некоторое время передача вновь была прервана и тот же голос известил: «Ушел из дома Валя Онапко. Знающих место его нахождения, просим зайти  срочно  в  радиорубку!»

Пурга бесновалась. Ветер с ожесточением завывал, как раненый зверь, затухающие печки почти не грели. Большая земля продолжала трансляцию праздничного концерта. Но вот опять на полуслове замолк динамик, и взволнованный голос дежурного радиста заставил нас бросить свои дела: «Всем мужчинам, свободным от дежурства, предлагается немедленно придти в   радиорубку!»

Мы вышли из дома. Сквозь гудящую снежную бурю на черном полярном небе временами проблескивали всполохи северного сияния. Ветер огромными пригоршнями с остервенением швырял в лицо колючий снег, валил с ног, завихрялся под одежду. С трудом держась друг за друга, мы пришли в радиорубку. Здесь уже были полярники, среди которых мы увидели Андрея Ивановича  Онапко.

—  Пропал       парень,    —    недоумённо    разводил  он руками. 

— Был все время дома, занимался с сестренкой, пока  мать не пришла. А потом куда-то вышел и как в воду... Думал   он у ребят, всех обошел — нет. К  каюру ходил, он там все время с собаками возится   — нет...

—  Куда   он по   такой погоде пойдет?— усомнился    молоденький   радист.

—  Не    знаешь  ты, паря, нашего Вальку, — сказал     бригадир строителей.

— Он, брат,  такие номера   представляет...

Я вспомнил случай, который произошел весной прошлого года. Каждую весну мы, заядлые охотники, уезжали на два-три дня на вездеходе за 12—15 километров от станции на гусей, которых там было видимо-невидимо. Рассказы о захватывающей охоте не раз слышал Валька, а потому в этот раз очень просился у отца взять его с собой. Но тот или не хотел возиться с ним, или еще по какой-то причине, но категорически отказал ему. Охотники досматривали еще последние сны, как в радиорубку прибежала со слезами Валькина мать: «Верните Вальку... Ушел сам на  охоту...»

Мы выбежали на крыльцо радиостанции. Бухта еще не освободилась ото льда, но дело шло к этому. Разводья местами были настолько глубокими, что приходилось далеко обходить их, чтобы не оказаться в воде. Лед был уже ноздреватым и при малейшем прикосновении легко ломался.

И  вот где-то в километре от станции по этому льду бесстрашно шагал  Валька-полярник. Смешно было смотреть на мальчугана в огромных охотничьих сапожищах, с рюкзаком за плечами и охотничьим ружьем, ствол которого волочился по льду!

Эту картину, видимо, вспомнили и другие, потому что кто-то из мужчин со вздохом протянул:

- Да-а...

Шло время. Стрелки часов приближались к двенадцати, Новый год уже был на подступах к нашей Полярной станции, а мы забыли о времени и о себе. Все наши мысли были о мальчике. Где он? Что с ним?

На трех домах вспыхнули аварийные прожекторы, направленные в сторону бухты. На льду зажгли солярку в бочках. Бушующее пламя матово пробивалось сквозь снежную мглу.

Высказали догадку, может, парень отправился к механикам на ледовый аэродром, где они живут в вагончике, на салазках? Связи с вагончиком не было. Снарядили туда экспедицию из шести человек, и она ушла в свистящую  темноту.

Кто-то принес ружье и стал стрелять. Но выстрелы тонули, растворившись в гуле ветра и снега.

Час ночи... Три часа... Полыхают костры над бочками. Воет ветер, слепит глаза снег... Нет нашего Вальки.

Полярники привыкли к суровому нраву Арктики. Не любит она шутки шутить: пурга закрутит, завертит, свалит с ног. Устанет человек, борясь с нею, сядет, укрываясь от ветра, и уснет. Навеки!

Нет, мы не верим, что с нами больше не будет Вальки-полярника. Но поиски наши пока тщетны. Осталась последняя надежда: в двух   километрах от станции - фактория, где принимают пушнину. Там Валька частый и желанный гость. Но сейчас туда не дойти — опасно. Ждать, пока утихнет пурга? Но скоро ли? Синоптике этого не обещают...

Шестой час мы ищем пропавшего мальчика. Изрядно продрогшие на ветру, укрывшись у огромного склада с подветренной стороны, курим, с грустью вспоминаем озорного, веселого Вальку-полярника. Тут же снуют вездесущие наши ездовые собаки: Полюс, Парус, Найда... Они гоняются друг за дружкой,  рычат,    валяются   в снегу.

Моё внимание привлекло поведение вожака собак огромного грудастого пса Полюса. Сунув под склад голову, он неистово греб лапами снег в лаял на кого-то.

—  Чего   бы    это? — толкнул я   своего соседа, показывая   на собаку.

—  Крысы... — безразлично ответил тот,  думая о своем.

Однако Полюс не унимался, визжал и лаял, на минуту исчезал под складом и вновь выскакивал оживленный, отчаянно вертя лохматым хвостом.

—  Полюс, что ты там нашел? — обратился я к собаке, погладив её по взъерошенной шерсти. Пес будто понял меня, завизжал, подбежал к складу и,   оглянувшись   на   меня, будто  говорил: «Иди за мной», исчез в темневшей дыре.

Через минуту он выскочил с шапкой в зубах...

—  Валькина шапка!

Все бросились к собаке, но она, взвизгнув, вновь юркнула под   сарай. Мы   стали звать ее:

—  Полюс, Полюс...

Скоро собака появилась из дыры, тяжело таща что-то черное в  зубах.

—  Андрей Иваныч, твоя малица здесь...

Через минуту из-под склада показались Валькины валенки, а за ними и сам он, взлохмаченный и заспанный.
Андрей Иванович подхватил парня  на руки:

—  Ты что здесь делаешь?

—  А  я   закаляю...— шмыгнул носом   Валька,   закутываясь   в отцовскую шубу.

—  Чего-чего?

—  Закаляю... —   повторил   он спокойно, а потом, видя,  что его не понимают, пояснил:

— Характер закаляю. А то Вовка Ходин не берет меня в командиры, говорит, что у меня характер не выработался...

Кругом засмеялись:               

—  Да    уж  характернее поискать.   Настоящий полярник!


г.  Лабинск. Газета «Ленинское знамя», 31.12.1971 г.
Диксонская Тетрадь

Инструменты пользователя

Инструменты сайта

Инструменты страницы
