Лилия Гарманова

Сколько звезд на небе! Бабушка говорит, что у каждого своя звезда есть. А где же там моя? Думаю, вот бы подмигнула! Смотрю на ночное небо. Звезды, ну, прям все, до единой, мне подмигивают… улыбаются, что-то свое рассказывают. И я с ними разговариваю зимой смотря на небо. А вот летом… Арктическое лето!!! Звезд ночью на небе не видно, так как светит солнце! Это же Диксон! Солнце круглые сутки над головой. Не знаю, может это только я такой говорливый со звездами? Но каждый вечер я сажусь и смотрю на небо, рассказываю звездам все новости за прошедший день. Их не видно, но, я знаю, что они меня слышат. Может это просто все детские фантазии, но бабушка меня понимает и никогда не окликнет, если я молча сижу и смотрю на небо. Говорит, что это хорошо что у меня есть что рассказать, чем поделиться с природой.

…Сейчас арктическое лето, звезд ночью на небе не видно, но я все равно смотрю на небо и рассказываю звездам НОВОСТИ. Новость номер один: сегодняшним бортом прилетели на Диксон 26 человек, из них восемь - новеньких. Главный врач санстанции, два токаря в механку, экономист с двумя детьми. Один - в аэропорт, другой - в гидробазу. Который в гидробазу - с собакой. Собака злая, в наморднике и на коротком поводке, не слушается команд. Мужик ее еле сдерживает. Она рычит. Может, боится, пугается, а может, пугает? Но ее никто не боится, она же в наморднике. Как ее звать нам не сказали. Но дети, народ дотошный. – А, как вашу собаку звать? Мужик измерил нас строгим взглядом и говорит: «Она волкодав, близко не подходите». – А мы же не волки, чего на нас рычать? У нас вон и лайки, и медвежатники, и пуделя, и мопсы, и таксы, и пекинесы, и… продолжать можно долго, и кошки разных пород, и попугаи, и поющие лягушки, и хомячки - и все живут дружно. Собачьего лая и за сто лет можно не услышать.

* * *

У нас все собаки соблюдают иерархию: будь ты какого роста и породы. Но если ты толковая или толковый, то тебе все уступают дорогу, слушаются и кланяются. Такая для всех, много лет, была Рыжка. Приехала она на корабле с телемастером из Дудинки. Говорят, что «терпела» до самого Диксона. Еще корабль толком не пришвартовался, а она через борт, по причалу и в камни. Вот такая порядочная, даже в «малом». Породы непонятной, но красавица. В холке всего 35 см, рыжего окраса, с белой грудкой, белыми «носочками», кое-где белые ворсинки на метелочках ушей, хвостике и спинке… И вот сразу, с первых шагов, весь собачий мир признал её старшей! С причала она со своим хозяином шла к зданию исполкома. Это были ее первые шаги по новой, т.е. чужой территории. Ото всех домов шли на встречу собаки, и, не доходя до Рыжки шагов десять, становились по обе стороны дороги, вытягивали вперед передние лапы и опускали головы, закрывая при этом глаза. Такой своеобразный реверанс. (Хотя я точно знаю, что в других местах на чужую собаку лают и покусать могут). Так вот, это было таким не обыкновением для многих, что невольно люди приостанавливались. И получилось, что Рыжка идет первой и ведет за собой с причала всех. А собаки бежали уже почти со всего поселка. И так же встречали Рыжку – реверансами! Но, как же уморительно и смешно было видеть собаку по кличке Сонька. Этот шестимесячный щенок, размером с полмедведя (ну, когда он зевал, то в его пасти свободно бы поместилась голова человека), и то бежал от заставы, запыхавшийся, счастливый, но чуть-чуть не рассчитал скорость и дистанцию. И теперь, как в мультиках… тормозил… пыля! Отбежал в сторону и положил на передние лапы морду и тихонько поскуливал, пятясь назад. Рыжка – если выразиться шуточно – буквально размером с глаз Соньки вместе с ресницами, лизнула ее в нос и они пошли рядом. Сонька пропеллером крутила хвост, улыбалась и шла, как в замедленной съемке, вся парившая в счастье. Рыжка маленькая, ей надо сделать десять шагов, а Соньке и остальным только один. Вот и пришлось всем так идти, не обгоняя Рыжку, раз ей такой почет. Что мы, люди, знаем об этом мире – мире собак? А ничего. Но, вот увидали и поняли, что не только «джентльмены» кланялись Рыжке, а все - даже мамаши с выводками. Даже Ява, самая лучшая мама среди всех.

…А дальше… жизнь пошла своим чередом. Но собаки заметно поменяли свой характер. Если Сонька иногда позволяла себе «рявкнуть», так - любя, ведь она же не знала, что у нее басок, от которого чуть позванивают стекла, в близлежащих домах. То теперь Сонька умела: улыбаться, смеяться, умиляться и быть… думающей! Но все равно не хотела забывать свои дурашливые выходки. Могла подойти к ребенку перегородить путь и выпрашивать пряник. Она виляла хвостом, нюхала пряник, поскуливала. Даже если б ей дали тонну пряников, она бы все равно это делала, потому что она их не ела, а отбегала в сторону и зарывала в землю. Увидев Соньку за этим занятием, Рыжка подбежала с очень довольным видом и так…, чтоб не видел ребенок, а только Сонька приподняла середину верхней губы, обнажив чуть зубы. Что уж это означает на собачьем языке, мы не знаем, не дано. Только Сонька поджав хвост, с понурой головой, убежала в тундру и никому не попадалась на глаза почти три дня.

* * *

Так вот, мужик, который прилетел в гидробазу, идет и ведет свою собаку… и с каждым шагом понимает, что собака иногда характером в своего хозяина. И стыдно становится ему, что идет он один со своей злой собакой, а ей даже полаять не на кого. Все идут со своими друзьями… (а друзьями у нас становятся сразу - познакомившись в аэропорту или с первых шагов по трапу, хотя все из разных городов и разных частей света). Вот идет мужик к зданию гидробазы, а нам его жалко. Видим и понимаем, что готов он заново родиться вместе со своей собакой. О жалости не рассуждаем, а просто идем и со стороны поглядываем. А он дошел до ступенек здания гидробазы, сел на крылечко, а оно деревянное, чистое, нашорканое веничком, с половичком и тепленькое от душевности солнечной и человеческой. Привязывает мужик своего «волкодава» к периллу и говорит: «Эх, видали мы с тобой много чего в жизни, а добрыми быть не научились, видать вот чего мне в жизни не хватало, вот этой командировки». Мы стоим. А он специально говорит громко, чтоб мы слышали. Сам плачет, целует собаку в голову и плачет. Это хорошо, думаем мы. Волидольчика бы ему сейчас. А здесь выходят на крылечко Алексеев и тетя Маша. Алексеев - начальник, а тетя Маша - уборщица. Это ее заботливыми руками добела намыто крыльцо.

- А вы чего же не заходите? – спрашивает Алексеев.

А мужик как зарыдает, а тетя Маша тут как тут с валерьянкой. Вот как будто наши мысли услышала. Выпил мужик валерьянку, достал из кармана денежку «большую» и говорит: «Дуйте, пострелята, будем чаевничать с конфетами и пирожными. Поди уже знаете куда меня поселят. И так будет всегда. Я теперь не командировочный. Я теперь насовсем! Мы - народ понятливый. Нас уговаривать не надо. Да и с понятием, даже с полуслова». Накупили естественно всего, а на остаток – конфет. Заходим, а в общежитии тоже люди с понятием. Уже чай, пироги, пельмешки горячие на столе. А на следующий день мы стали думать, как же перевоспитать его собаку. Наши собаки его не трогают, но и к себе в друзья не зовут. Мы взяли и для начала придумали ей новое имя. Так как прежнего и подавно не знали. Хозяин ушел на работу, а собаку в наморднике привязал к кровати. Дежурная общежития нас пустила. Мы пришли не с пустыми руками к Малышу (мы решили ее так назвать). Правда на вид ему было года четыре и в таком возрасте трудновато на новое имя переучиваться, но что поделаешь, другого выхода у нас не было). Это нас бабушки надоумили.

- Дайте ему новое, доброе имя. Имя – это очень важно.

Малыш ему подходило, так как он был размером с теленка, а ума….. (а злоба, все знают, от трусости и боязни). Если ты уверен в своей силе, что тебе ее показывать, все и так знают и понимают, что в нужный час ты придешь на помощь. Гнев и сила помощи – это разные вещи. Так и стоим мы у дверей, разговаривая с Малышом, а он рычит. Потом сели на пол по-турецки и все равно зовем его Малышом. Благо в общежитии нет никого, все с утра на работе. Дежурная с нас не смеется, понимает, что заняты мы очень важным делом и ответственно к нему подготовились.

Мы сидим на территории Малыша и едим, разговаривая о тундре, морозах, рыбалке. Малыш час до хрипоты рычал. Потом понял бестолковость своего занятия, приумолк даже. Только наблюдал, как тазик около него все больше наполняется едой. В обед пришел хозяин, и мы вместе пошли Малыша выгуливать. Хозяин принял нашу сторону! И тоже звал его Малышом. Когда вернулись в комнату Малыш не стал есть предложенное нами, он упорно ждал, что хозяин даст ему другое. Мы переживали, но стояли на своем. И только через неделю Малыш сдался. Но не охотно ел, что приносили мы. Вот это и был мизерный шаг к его счастью. Еще целый месяц ушел на то, чтобы помирить его с собаками, то есть он бегал по поселку в наморднике, но уже без поводка.

Сентябрь. Мы пошли в школу. Малыш бегал в наморднике провожая хозяина на работу, а нас ждал возле школы после уроков вместе со всеми собаками. Так прошла зима, весна, а уже к лету на Малыша было смешно смотреть… Он намордник носил в зубах, сам так хотел, наверное, чтоб по старой памяти не зарычать. К середине лета Явины щенки (а их было пятеро) отобрали у Малыша намордник для забавы. Естественно за неделю от намордника-игрушки и клочков не осталось. А вчера был борт. Прилетели отпускники и из Дудинки - дядя Саша Царьков. Вы не знаете, кто такой Царьков? Так вот, его каждая собачуха на всем Таймыре знает, собаки доброту сердца за версту чуют. Так он сразу к нам: «Привет, мужики!». С каждым за руку. Как поживаете, что нового? Как обещал: крючки, лески, блесны. А мы ему… Малыша показываем! Наше воспитание! А он внимательный «бестия», (в хорошем смысле), так про него бабушки говорят… Так вот он и спрашивает: «А что это ты, как бы мне рассказываешь, а сам все на небо смотришь, а?». - Так я вам и звездам о хорошем рассказываю. А вот как-то им сегодня еще не успел.