Скажу сразу – случай, о котором пойдет речь, породил среди обывателей массу всевозможных слухов. Одни утверждали, что его участники собрались на охоту. Причем, сразу на белого медведя. Другие «сами видели», как они несли удочки. И это-то в зимней Арктике! Третьи доказывали, будто все случилось из-за того, что некоему начальнику потребовалась рыба. И имена называли полушепотом – от первого секретаря краевого комитета КПСС до членов Политбюро ЦК КПСС. Оставим на совести сплетников эти заявления. Все перечисленные версии ложны. Как и те, что с участниками истории была бочка (!) спирта, много водки и еще целая гора горячительного.
Собирая материал для очерка, я поставил перед собой цель рассказать о том, что же действительно произошло в Карском море 31 января 1986 года. И еще добавлю: авторитетная комиссия признала действия всех участников того случая единственно правильными, охарактеризовав его как чрезвычайное происшествие.
То утро ничем особым не выделялось среди других. За окнами все так же было темно. Полярная ночь в январе в самом разгаре. Под небольшим ветром покачивался фонарь на стоящем рядом с домом столбе…
Нет, вообще-то отличие было! Вот уже несколько дней погода баловала полярников. Стояли прямо-таки весенние дни. И это в середине зимы! Ртутный столбик, похоже, надолго остановился где-то в районе отметки «-10».
Уже больше часа светились окна в квартире Вильгельма Лебера. Сын Алешка, что-то недовольно бубня себе под нос, нехотя собирался в школу. Дочь Ольга уже вовсю носилась с ребятней по своей группе. По радио диктор рассказывал о последних событиях в стране и в мире. Хозяин квартиры налил себе чай, сделал бутерброды… Так буднично и традиционно начался тот рабочий день.
Еще накануне Вильгельм узнал, что их вылет запланирован на десять часов местного времени. А значит, на работу надо прийти часа за полтора. Дорогу до аэропорта он помнил буквально по метрам. И вообще, за пять лет жизни в Диксоне он сроднился с этим небольшим арктическим поселком и, без преувеличения и красного словца, уже считал его родным. Незаметно летчик дошел до синего, стоящего на взгорке здания аэропорта. Или, как говорят здесь, до перевозок. Несколько дней назад на остров прилетел аспирант Ленинградской академии гражданской авиации Николай Мал. И в сегодняшнем полете командир звена вертолетов Ми-8 Вильгельм Лебер должен был проверить умение своего коллеги управлять машиной в условиях полярной ночи. В полетном задании значился конечный пункт их полета – остров Белый. Туда надо было перевезти двух пассажиров, геологов и шестьсот килограммов груза. В оба конца чуть меньше восьмисот километров.
Экипаж уже собрался в штурманской. Командир Николай Мал, второй пилот Олег Торгашин и штурман Василий Тюрин работали с картой. Бортмеханик Сергей Козлов ушел осматривать машину. Хватало забот и у радиста Виктора Лыжова. С приходом Лебера началась обычная предполетная подготовка. Они уже знали, что по метеорологическим условиям трассы вылет отложен на один час. Теперь появилась возможность поговорить с ребятами. Узнать последние новости, посидеть и просто спокойно покурить.
Все это время вертолет, ожидая пилотов, стоял в полной готовности. И они вскоре пришли. Внимательный осмотр «восьмерки» показал: все нормально, можно лететь.
В кабине Лебер сел в правое кресло. Место командира занял Мал.
- Диксон, я …657, разрешите запуск.
- … 657, запуск разрешаю.
Нехотя лопасти несущего винта сдвинулись с места. Через долю секунды стал вращаться и хвостовой винт. Первые секунды они будто противились силе двигателей, которые заставляли их раскручиваться быстрее и быстрее. Но вот уже убрана лестница, закрыта входная дверь. Бортмеханик сообщил: все в порядке. Машина вырулила на «исполнительный».
- Диксон, я …657. К взлету готов. Разрешите взлет…
- Борт …657, взлет разрешаю… Ветер…, давление.., облачность…
- Вас понял. Взлетаю.
Ровно в одиннадцать часов оранжевый вертолет Ми-8 оторвался от бетонки Диксонского аэропорта. Зависнув на несколько секунд на высоте трех-четырех метров, он вновь приземлился и с нарастанием скорости помчался вперед. Метров через сто машина оторвалась и полетела, набирая скорость и высоту. Такой взлет авиаторы называют «самолетным». Его применяют чаще всего, когда вертолет максимально загружен и мощности двигателей недостаточно для вертикального взлета. К сожалению, у Ми-8 двигатели слабоваты. А ведь в салоне всего-то два пассажира, шестьсот килограммов груза и… дополнительный бак с авиационным топливом. Уже давно авиаторы говорят о том, что для высоких широт нужны более мощные машины. И они в стране выпускаются, но не для гражданской авиации, а для армии.
Пилоты знали, что лететь им придется на ста пятидесяти метрах. Но неожиданно в наушниках прозвучала просьба диспетчера измерить высоту облачности. Вертолет набрал четыреста метров. Если бы знали все сидящие в Ми-8, что именно эта высота станет для них счастливой. Что именно от нее в немалой степени будет зависеть их жизнь. Если бы знали…
А пока, поднявшись в черноту арктического неба, они продолжали полет на небольшой островок, затерявшийся в свинцовых водах Карского моря.
- Я борт …657. Занял четыреста. Облачность не наблюдаю. Прошу разрешить полет на этой высоте.
- Понял. Высоту четыреста разрешаю.
Уже двадцать две минуты машина находилась в воздухе. Лебер прильнул к блистеру, пытаясь разглядеть что-либо внизу. Где-то позади, километрах в пятидесяти, остался Диксон. Теперь за бортом была лишь ночь да едва проглядывавшиеся внизу льды Ледовитого океана. Но боковым зрением он ловил показания приборов, следил за уверенными действиями практиканта.
О чем думал летчик в эти минуты? Быть может, вспоминал Новосибирский аэроклуб, где он впервые поднял вертолет в воздух. А возможно, и слова своего первого инструктора о том, что в умелых руках вертолет никогда не подведет. Или мысленно был в Иркутске, где работал до приезда на Север…
Думаю, что те два пассажира и не почувствовали, как вертолет слегка дернулся влево. Зато пилоты сразу все поняли. Изменился характер работы двигателей. Начали падать обороты правого. На тренажерах каждый из них десятки раз отрабатывал подобные ситуации, но столкнуться с ней в реальной работе пришлось впервые. И от их умения сейчас зависела судьба сидящих в салоне пассажиров. Да и их, летчиков, жизнь.
Лебер взял управление на себя. Вместе с Малом они уменьшили скорость машины. И, снижаясь на пять-семь метров в секунду, начали терять высоту.
Вот где пригодились те четыреста метров. Запас высоты давал им шанс дотянуть либо до берега, либо до какого-то острова. Но надо было уменьшить до минимума скорость снижения. Надо было облегчить вертолет.
- Диксон, я борт …657. Произошел отказ правого двигателя. Высота – четыреста. Скорость – сто пятьдесят. Ложимся на обратный курс.
Сейчас, когда с того полета прошло достаточно много времени, я спросил Лебера о том, что он чувствовал тогда.
- Могу сказать точно, - ответил вертолетчик, - страха не было. Была какая-то внутренняя тревога. А может быть, я уже и забыл?..
Но подумав, добавил:
- Нет. Точно. Страха не было. Ни у меня, ни у экипажа… Ребята работали как часы.
В какой-то момент Ми-8 перестал терять высоту. Может быть, тогда и мелькнула у пилотов мысль, что дотянут. Но потом машина опять пошла вниз.
Лебер принял решение:
- Груз за борт!
И вот уже морозный воздух ворвался через открытую дверь в салон вертолета. Арктика принимала «подарки» летчиков. Виктор Лыжов оглядел опустевший салон вертолета. Весь груз был выброшен, но снижение продолжалось. По его приказу пассажиры перешли в хвостовую часть. Там бортрадист заставил их сесть на корточки и сгруппироваться. Так безопаснее.
Рассказ об этом полете я начал с самых разных слухов, версий и гипотез. «Знатоки» авиации утверждали, что вертолет падал. Нет, ни одной секунды падения в том полете не было. Был полностью контролируемый полет на одном двигателе. Диксонские диспетчеры постоянно видели их на экране локаторов. И летчики знали, что уже сейчас, в эти минуты, к вылету готовится еще одна машина. К ней уже спешат техники и врачи. Или, как говорят здесь, аварийно-спасательная группа. И полетят они за ними. За экипажем и пассажирами вертолета с бортовым номером …657.
А на борту в это время люди начали готовить спасательные средства. Пилоты пытались запустить остановившийся двигатель. Не получалось. Ми-8 продолжал снижаться.
- Диксон, я борт … 657. Двигатель запустить не удалось. Принимаю решение садиться на лед. Ищите нас в квадрате с координатами… - Лебер развернул машину на юг и начал искать подходящую площадку.
За несколько дней до этого в районе Диксона разыгралась пурга. Снежные заструги, оставленные ею, мешали пилотам. Они не позволяли даже увидеть трещины, а толщину льда и вовсе было невозможно просчитать.
Вот она, льдина. Лебер как-то внутренне почувствовал, что в ней и есть спасение. Машина мягко коснулась ее колесами. И вдруг… Вертолет начал проваливаться. Лед не выдержал. Командир даже сквозь шум единственного работающего двигателя услышал его треск. Этот треск и сегодня стоит у него в ушах.
Именно тогда летчик понял, что машину уже не спасти.
- Спасаться! Всем спасаться! Вон из вертолета…
Пассажиры и экипаж выскочили в проем аварийно сброшенной двери.
В кабине они остались вдвоем с Малом. Выбегая из вертолета, Николай расстегнул замок привязных ремней на кресле командира звена. Он хотел было остаться, помочь другу. Но Лебер приказал аспиранту покинуть гибнущий вертолет.
И вот он остался один. Машина еще держится, хотя вода уже начала заливать салон. Он видит ребят, которые пытаются вернуться в вертолет и помочь ему, Леберу. Но командир отрицательно качает головой, запрещая им сделать хотя бы один шаг вперед. И все стоят, быть может, проклиная тот момент, когда оставили его одного.
Надо выходить самому. Но как? Стоит отпустить ручки управления, и тогда все. Конец. Он даже встать не успеет. Командир включил автопилот и впервые за последние десять минут отпустил ручку управления. Машина послушно выполняла команды прибора.
Теперь надо спешить. Пять, всего пять шагов надо было сделать ему до двери. Успеет ли? Один, два, три, четыре… И вдруг правая нога запутывается в брошенной кем-то гарнитуре. Еще секунда, и провод вырван. Оглядев салон, Лебер выскочил на лед. Надо успеть как можно дальше убежать от этого места. Надо выбраться из-под вращающихся над головой лопастей, которые все приближались и приближались. «Восьмерка» тонула. Последние метры он прошел практически на четвереньках.
Все, командир с экипажем. В одно мгновение они попадали на лед. Грохот, треск, свист обломков лопастей, пролетающих над лежащими людьми. Восемь человек увидели, как, завалившись на левый борт, вертолет ушел под лед, оставив на месте своей гибели разбросанные вещи, аварийное снаряжение и обломки лопастей…
Мал поднял один обломок.
- Возьму… Возьму на память, - каким-то совершенно спокойным голосом сказал он.
А собственно говоря, зачем было кричать? Вокруг стояла звонкая, до боли в ушах, тишина. Казалось, ничего и не случилось. Не было здесь вынужденной посадки вертолета. А люди, стоящие на десятисантиметровом льду, оказались здесь исключительно ради прогулки.
Минут десять они стояли молча.
- Давайте считать курево, мужики.
Посчитали. На восьмерых было десятка полтора папирос и сигарет.
- Берегите их. Хрен его знает, сколько нам тут сидеть…
- Мишка бы не пришел…
- А пиротехнику взяли?
- Взяли. Какое-то время продержимся. А потом, если придет, то сожрет. И сожрет всех, если наши не прилетят быстро…
- Прилетят… Наверняка прилетят…
Лебер устало присел на корточки. Почему-то очень хотелось пить. Зачерпнул горсть снега. Соленый.
- Черт, жаль, чайник не вытащили…
Минут через сорок послышался шум двигателей летящего вертолета.
- Надо бы ракету пульнуть да фальшфейер зажечь, - заметил Мал.
Вскоре они сидели в теплом салоне прилетевшего Ми-8. И опять молчали, молчали, молчали…
От автора: Этот случай действительно всколыхнул жизнь арктического поселка. Северяне, знавшие суть дела, с удовольствием узнали, что все члены экипажа награждены памятными часами. Искренне радовались за ребят. Правда, Вильгельму Леберу пытались вменить в вину то, что он утопил вертолет, и наказать за это. Слава Богу, не случилось.
Недоумение же вызвало другое обстоятельство. Вот уже несколько лет пилоты обращаются в различные инстанции, в том числе и в Министерство гражданской авиации, с вполне резонным вопросом: когда же в Арктике, в том числе и в Диксоне, появятся вертолеты с амфибийными свойствами? Попросту те, что могут садиться на воду. И ведь конструировать такую машину не надо. Она есть в Советской армии, и называется Ми-14.
Некоторое время назад чиновники от авиации запретили пилотам летать над открытой водой. Либо суша, либо лед. Такое решение мог принять человек, который никогда не был в высоких широтах, где лед дрейфует, т.е. плавает. И бывают случаи, что остров Диксон в разгар зимы окружен открытой водой. Просто дул южный ветер, и лед унесло на север. Как быть в этом случае? Отменять все полеты? Как вести ледовую разведку в интересах морского флота? Как выполнять санитарные рейсы? Как снабжать полярные станции? Вопросов много. Вразумительных ответов нет.
Позиция чиновников ясна. Есть запрет, значит, в случае его нарушения виновен будет командир экипажа. А чиновник «в шоколаде». Это неправильно. Из Москвы и Красноярска в Диксон регулярно приходят ответы на обращения действующих авиаторов. Иначе как отписками их назвать нельзя. Но такова уж психология отечественных бюрократов. Вот бы их в Арктику…
Виталий Иванов
Опубликовано в газете «Советский Таймыр» 6 сентября 1986 года
Десять лет спустя.
24 сентября 1995 года при заходе на неосвещенную площадку полярной станции на мысе Стерлигов, при плохих метеоусловиях потерпел катастрофу вертолет Ми-8 Диксонского авиапредприятия. Погибли 15 человек. Вертолет рухнул в море всего в полусотне метров от берега. Его нашли на глубине 6 метров. Умей машина плавать, у экипажа и пассажиров был бы шанс на спасение.
Тридцать лет спустя.
В октябре 2017 года в районе Шпицбергена потерпел катастрофу вертолет Ми-8 компании «КонверАвиа». Погибли 8 человек. Машину обнаружили в двух километрах от берега на глубине около 200 метров. Умей этот вертолет плавать, у экипажа и пассажиров был бы шанс на спасение.
Такова реальность. В Арктике до сих пор нет вертолетов, способных садиться на воду. Сколько еще надо катастроф с человеческими жертвами, чтобы «где-то там» начали решать очевидную проблему?